В детстве все мечтали поскорее стать взрослыми. И найти себе увлекательную работу.
Мальчики бредили космосом или на худой конец просто синим небом, девочки старательно подчеркивая свои материнские инстинкты, играли в «дочки-матери», то есть работать в светлом будущем вовсе даже не думали. А если и думали, то про такие специальности как врачиха или учительница.
Была, правда, у меня знакомая, Светочка, которая мечтала стать крановщицей. Но это исключение.
Ну, в общем, хотели мы все стать летчиками, космонавтами, моряками. Героями хотели быть.
Время тогда такое было. Благородное и героическое. Должен признаться, что лично мне с детства
не везло с героическими профессиями. Кем бы я не желал стать, обязательно появлялись непреодолимые препятствия и прочие всякие разные несрастухи.
А начиналось все с неба.
Посмотрел я в глубоком энурезно-менингитном детстве кинофильм «В бой идут одни старики» и решил, что всенепременно стану самым шустрым и бесстрашным пилотом.
Недели две я носился, растопырив руки-крылья. Подзадолбал все свое многочисленное семейство. Вдобавок, я повадился совершать тараны, как героический летчик Талалихин.
В результате чего, на моем лбу появились боевые отметины. Равно как и на жопе, потому как папа был хоть и героической личностью, но к небу равнодушным. Зато он очень расстроился, когда я протаранил шкаф с хрустальными семейными реликвиями.
Но, несмотря на гонения со стороны взрослых, мои полеты продолжались.
За неделю я уничтожил, преимущественно таранным способом, шкаф с хрусталем, телефонную стойку
в прихожей с самим аппаратом, три горшка с домашними растениями.
Авиация дело сложное - это-ж надо понимать - скорость высокая, маневренность слабая.
Вот и врезался во все что можно, и ремня от отца получал. Только тягу к небу ремнем не перешибешь.
Поняв, что самостоятельно справиться с моей летной страстью им не удастся, родители определили меня в детский сад с пятидневным режимом. Типа в понедельник сдают, в пятницу забирают. Не знаю, есть ли сейчас такие заведения. В детском саду быстро выяснилось, что все парни нашей группы тоже смотрели замечательные фильмы про отважных летчиков, и потому вскоре в нашей группе начался патриотический ажиотаж. Мы все объединились в эскадрилью Нормандия Неман. Даже Гоша Кульман, который вообще то обычно играл больного ребенка при игре в дочки матери, неожиданно стал пикирующим бомбардировщиком. И предварительно потренировавшись на девочках из своей группы, на следующий день мы подвергли жесточайшей ковровой бомбардировке весь детский сад.
Стаей злобных карликов мы носились по территории с растопыренными руками, подвывая и кидаясь камушками во все встречное, включая окна и воспитателей. Наверное, это был единственный случай массовых беспорядков в дошкольных учреждениях. Нас даже хотели расформировать и раскидать
по разным группам.
Не раскидали, потому как запретить, вот так вот запросто, сражаться с фашистами, в советском детсадике было сложно, если не сказать опасно. Могли вполне придти ответственные товарищи
и спросить у воспитателей строго, отчего это они препятствуют патриотическому воспитанию у детишек. Поэтому полеты не отменили, но запретили совершать тараны, а также летать во время тихого часа
и ночью.
Но для меня скоро все закончилось. Причем самым наигнуснейшим образом.
Поехали мы всей семьей на экскурсию в телецентр. На предмет подняться на Останкинскую телебашню и пожрать в ресторане «Седьмое небо». Перед едой мы зашли на смотровую площадку, откуда всю Москву видать, а при хорошей погоде и море даже в бинокль зацепить можно. Бинокль я на этот случай взял. Настоящий такой, военный, окуляры больше моей головы. В него даже ковыряющегося в носу космонавта в ракете разглядеть можно, не то что море. Только ничего я не увидел.
Потому как, выйдя на площадку, заглянул вниз. Отчего весь мой домашний завтрак ломанулся прочь.
Сам же я растерянно повтыкал взглядом в окружающих и упал в обморок.
Таким вот не самым приятным, но практичным способом, у меня обнаружилась боязнь высоты.
Больше я летчиком не мечтал становиться. И придя в понедельник в садик, я мрачно просидел весь день, созерцая, как остальные маленькие идиоты утюжат друг друга, со слюнявыми заунывными визгами, которые должны были означать рокот моторов и звуки горячего боя. Для меня же все кончилось. Отлетался сокол.
Придя домой, я даже всплакнул от обиды. Мама это заметила.
- В чем дело, сынок? – спросила она меня, думая, что я опять протаранил что-нибудь ценное.
- Мама, я никогда не смогу летать! – с трудом сдерживая слезы, прошептал я.
- Но сыночек, есть масса других, не менее почетных профессий.
- Нету мамочка! Я так хотел стать летчиком и спасти мир от проклятых фашистов!
Тут уж слезы прямо таки хлынули мощным потоком из моих глаз. Мама моя, натура очень тонкая
и сильно переживающая неудачи ее детей, тоже заплакала. При виде плачущей мамы, не разбираясь
в чем дело, но, интуитивно чувствуя, что надо, захныкала и сестра, которая разбудила брата.
Тот, пребывая в силу своего малолетства в полных непонятках происходящего, зарыдал громче всех.
Если мои слезы – это были слезы отчаяния, мама плакала от любви к детям, сестра из солидарности,
то брат, мелкий гаденыш, ревел просто так, от нечего делать. Причем требовательно так. Вызывающе.
В общем, пришел папа. Который реветь не стал, а поинтересовался, что это за херня в доме творится, которая мешает ему сосредоточиться в написании научного труда. Мама объяснила, что это не херня,
а ребенок, то есть я, остро чувствует и переживает свою неполноценность.
Папа был мужчиной суровым, но справедливым. К тому же он не любил небо, точнее был к нему равнодушен, впрочем, я это уже говорил.
- Ну, это ерунда, сынок. Не думай, что быть летчиком это так почетно, - успокоил меня папа.
– Подумаешь, сбрасывать с верху бомбочки! Да это как на муравьев плевать – легче легкого!
- Но папа, они герои! – утирая слезы, прокричал я, от волнения картавя букву «р».
- Тоже мне герои выискались! Пижоны они, а не герои. Вот моряки – это герои. Недаром твой дедушка был моряком в войну. Хочешь, мама тебе почитает перед сном книжку про моряков?
- Хочу! – я даже плакать перестал от такого резвого оборота событий.
По цепной реакции перестала плакать и сестра, а за ней и брат. Успокоилась и мама. Довольный папа, напевая себе под нос: « По морям, по волнам», ушел писать свой научный труд, а мама вытащила
из шкафа книжку «морская азбука» и стала нам читать про корабли, про море, про бесстрашных моряков.
На следующий день, придя в садик, я сдвинул вместе четыре стула, а пятый поставил сверху.
Стащив из туалета швабру, я уселся верхом на конструкцию и невозмутимо наблюдал, как кучка идиотов в спущенных колготках носится по игровой комнате, изображая из себя эскадрильи истребителей.
Как только один из таких сопливых истребителей приблизился ко мне, я ловко стукнул ему по голове шваброй, с воплем:
- Ты убит! Я тебя подстрелил!
- А ты кто? - изумленно спросил меня подстреленный ас. Остальные тоже подлетели, уставившись потными хряшками в мою сторону.
- Я теперь, - при этом я скорчил гордую физиономию, которая должна была обозначать мое тотальное превосходство и полное бесстрашие, - я теперь линейный корабль «Севастополь»! И у меня очень мощные пушки и много зениток! Капут вам всем, короче.
Поскольку эти малолетние летуны ничего не поняли, мне пришлось пересказать содержание вчерашней книги. Естественно я приврал в три короба, для более красочной картины. Стоит ли говорить, что уже через полчаса, вся игровая комната превратилась в море, с кораблями-стульями посредине.
Причем все они были линкорами. Пять носили гордое название «Севастополь», еще четыре назвались банальной «Авророй». Только близнецы Федоровы решили воевать на ледоколе «Арктика».
В летных же войсках остался один Гоша Кульман, который вскоре был сбит доблестным линкором,
а потом и побит “морским десантом”. Началась новая, морская эра в моей жизни. Кстати, тут надо заметить, что закончилась она еще плачевнее, чем летная. Но до этого трагического финала, мы успели потопить немало вражеских судов.
Самая успешная операция – это была ночная атака на фашистскую базу и подрыв военного склада.
В общем, мы опрокинули котел с супом на кухне. После этого нас всех родители злостно отлупили ремнями и поставили в сухие доки. А потом наступило лето.
И я впервые поехал на море. И вот там то меня и постигла очередная злостная неудача – я с удивлением обнаружил, что не умею плавать. Мало того – я и в воду-то не особенно хочу залезать, боязно мне туда заходить стало. Вдобавок к боязни высоты, у меня выявилась злостная водобоязнь. Тут уж я совсем раскис.
Это-ж надо !!! – летать не могу, по морям ходить, тоже не могу. С отчаяния, я даже подумал, что никогда не вырасту. И что так и останусь маленьким сопливым ребёнком. Так и проходил целую неделю.
И только вернувшись домой, меня снова осенила новая идея. Я решил, что когда вырасту, то стану пограничной собакой Рекс! А что? Вполне героическая профессия. Буду гнаться за преступниками,
и спасать всех попавших в беду, типа раненых оленей или крестьян заблудившихся в лесу.
Чем дольше я думал об этой идее, тем она мне больше нравилась.
Еще бы – собака, это вам не летчик и не моряк. Надо только шустро бегать и кусаться.
Ну, бегал то я быстро, а вместо кусания, вполне можно и заехать врагу ногой в живот. Радостно лая,
я побежал поделиться своими идеями с мамой и папой. Но те, к великому моему сожалению, восприняли это совершенно неадекватно.
Папа даже рассердился на маму. Они долго шипели друг на друга.
- Я тебе говорил, что нельзя ребенка после менингита возить на море! Ты посмотри на него – на кретина похож ! Уже собакой стать захотел. А завтра кем он захочет стать? Почтовым голубем?!
- Не захочет, он высоты боится. Андрюша, - пыталась заступиться за меня мама,
- У мальчика очень развитое воображение. Нельзя с ним так строго.
- Развитое воображение?! Таких развитых знаешь куда помещать надо? Ужас! Просто ужас!
Я так хотел, чтобы мой сыночек захотел стать, как и его отец, географом, ученым. А он собакой хочет быть! – папа сокрушенно вздыхал, глядя на меня.
Я же, как ни в чем не бывало, сидел рядом, не понимая что их так расстроило. Наконец, родители успокоились, и папа спросил, как можно ласковей:
Сынок, а не хочешь ли ты стать танкистом?
- Танкистом?? – я не знал еще, что такое танки и танкисты, поэтому слегка ошалел услышав новое слово, - А что такое «танкистом»?
- Танкисты – это самые отважные люди в мире. Они ездят на больших очень мощных машинах
с пушками и стреляют по врагу.
- Но ведь мне, наверное, нельзя? Я боюсь высоты и воды! - спросил я на всякий случай.
- Да танкам все по барабану ! Там ни надо не летать уметь ни плавать. Едешь себе, да стреляешь
во все стороны из пушки. В общем, поедем в музей, покажу тебе, что такое настоящие танки!
На следующий выходной мы поехали с папой в музей Вооруженных сил, и я вдоволь насмотрелся на стальные чудища. Даже умудрился где-то потерять сандалик.Новый выбор профессии был определен. Тут уж ничего не могло меня остановить. Никакие фобии и всякая другая преграда, омрачающая молодую жизнь. Теперь я твердо знал, что стану танкистом! Начиная с осени, в саду разразилась непрекращающаяся Курская битва, которая окончилась гибелью двух волнистых попугаев и моим отчислением. Дома мне вкатили люлей за поведение, но похвалили за настойчивость.
А танкистом я так и не стал. Потому как спустя год после моего увлечения, мы поехали в Крым и там при посещении одной из пещер, выяснилось, что у меня клаустрофобия, причем каких-то диких масштабов.
Я даже в метро с тех пор боялся зайти.
К героическим профессиям я начал резко остывать. Еще какое то время мечтал стать бородатым геологом, потом суровым лесничим. Был период, когда я собирался стать инспектором милиции, и даже ходил общаться со старым генералом, знакомым бабушки, который мне рассказывал о героических буднях милиции, при этом каждые десять минут норовил заснуть, так что мне даже пришлось несколько раз дёрнуть его за нос, дабы дослушать увлекательный рассказ. Но время шло, я взрослел, а вместе со мной взрослели и мои мечты. Скоро я уже мечтал просто найти несколько тонн золота и ни хрена потом не делать всю жизнь. Кстати, это желание оказалось самым живучим, я до сих пор мечтаю об этом.
Но танки люблю до сих пор. Чего и вам желаю. (c)
Мальчики бредили космосом или на худой конец просто синим небом, девочки старательно подчеркивая свои материнские инстинкты, играли в «дочки-матери», то есть работать в светлом будущем вовсе даже не думали. А если и думали, то про такие специальности как врачиха или учительница.
Была, правда, у меня знакомая, Светочка, которая мечтала стать крановщицей. Но это исключение.
Ну, в общем, хотели мы все стать летчиками, космонавтами, моряками. Героями хотели быть.
Время тогда такое было. Благородное и героическое. Должен признаться, что лично мне с детства
не везло с героическими профессиями. Кем бы я не желал стать, обязательно появлялись непреодолимые препятствия и прочие всякие разные несрастухи.
А начиналось все с неба.
Посмотрел я в глубоком энурезно-менингитном детстве кинофильм «В бой идут одни старики» и решил, что всенепременно стану самым шустрым и бесстрашным пилотом.
Недели две я носился, растопырив руки-крылья. Подзадолбал все свое многочисленное семейство. Вдобавок, я повадился совершать тараны, как героический летчик Талалихин.
В результате чего, на моем лбу появились боевые отметины. Равно как и на жопе, потому как папа был хоть и героической личностью, но к небу равнодушным. Зато он очень расстроился, когда я протаранил шкаф с хрустальными семейными реликвиями.
Но, несмотря на гонения со стороны взрослых, мои полеты продолжались.
За неделю я уничтожил, преимущественно таранным способом, шкаф с хрусталем, телефонную стойку
в прихожей с самим аппаратом, три горшка с домашними растениями.
Авиация дело сложное - это-ж надо понимать - скорость высокая, маневренность слабая.
Вот и врезался во все что можно, и ремня от отца получал. Только тягу к небу ремнем не перешибешь.
Поняв, что самостоятельно справиться с моей летной страстью им не удастся, родители определили меня в детский сад с пятидневным режимом. Типа в понедельник сдают, в пятницу забирают. Не знаю, есть ли сейчас такие заведения. В детском саду быстро выяснилось, что все парни нашей группы тоже смотрели замечательные фильмы про отважных летчиков, и потому вскоре в нашей группе начался патриотический ажиотаж. Мы все объединились в эскадрилью Нормандия Неман. Даже Гоша Кульман, который вообще то обычно играл больного ребенка при игре в дочки матери, неожиданно стал пикирующим бомбардировщиком. И предварительно потренировавшись на девочках из своей группы, на следующий день мы подвергли жесточайшей ковровой бомбардировке весь детский сад.
Стаей злобных карликов мы носились по территории с растопыренными руками, подвывая и кидаясь камушками во все встречное, включая окна и воспитателей. Наверное, это был единственный случай массовых беспорядков в дошкольных учреждениях. Нас даже хотели расформировать и раскидать
по разным группам.
Не раскидали, потому как запретить, вот так вот запросто, сражаться с фашистами, в советском детсадике было сложно, если не сказать опасно. Могли вполне придти ответственные товарищи
и спросить у воспитателей строго, отчего это они препятствуют патриотическому воспитанию у детишек. Поэтому полеты не отменили, но запретили совершать тараны, а также летать во время тихого часа
и ночью.
Но для меня скоро все закончилось. Причем самым наигнуснейшим образом.
Поехали мы всей семьей на экскурсию в телецентр. На предмет подняться на Останкинскую телебашню и пожрать в ресторане «Седьмое небо». Перед едой мы зашли на смотровую площадку, откуда всю Москву видать, а при хорошей погоде и море даже в бинокль зацепить можно. Бинокль я на этот случай взял. Настоящий такой, военный, окуляры больше моей головы. В него даже ковыряющегося в носу космонавта в ракете разглядеть можно, не то что море. Только ничего я не увидел.
Потому как, выйдя на площадку, заглянул вниз. Отчего весь мой домашний завтрак ломанулся прочь.
Сам же я растерянно повтыкал взглядом в окружающих и упал в обморок.
Таким вот не самым приятным, но практичным способом, у меня обнаружилась боязнь высоты.
Больше я летчиком не мечтал становиться. И придя в понедельник в садик, я мрачно просидел весь день, созерцая, как остальные маленькие идиоты утюжат друг друга, со слюнявыми заунывными визгами, которые должны были означать рокот моторов и звуки горячего боя. Для меня же все кончилось. Отлетался сокол.
Придя домой, я даже всплакнул от обиды. Мама это заметила.
- В чем дело, сынок? – спросила она меня, думая, что я опять протаранил что-нибудь ценное.
- Мама, я никогда не смогу летать! – с трудом сдерживая слезы, прошептал я.
- Но сыночек, есть масса других, не менее почетных профессий.
- Нету мамочка! Я так хотел стать летчиком и спасти мир от проклятых фашистов!
Тут уж слезы прямо таки хлынули мощным потоком из моих глаз. Мама моя, натура очень тонкая
и сильно переживающая неудачи ее детей, тоже заплакала. При виде плачущей мамы, не разбираясь
в чем дело, но, интуитивно чувствуя, что надо, захныкала и сестра, которая разбудила брата.
Тот, пребывая в силу своего малолетства в полных непонятках происходящего, зарыдал громче всех.
Если мои слезы – это были слезы отчаяния, мама плакала от любви к детям, сестра из солидарности,
то брат, мелкий гаденыш, ревел просто так, от нечего делать. Причем требовательно так. Вызывающе.
В общем, пришел папа. Который реветь не стал, а поинтересовался, что это за херня в доме творится, которая мешает ему сосредоточиться в написании научного труда. Мама объяснила, что это не херня,
а ребенок, то есть я, остро чувствует и переживает свою неполноценность.
Папа был мужчиной суровым, но справедливым. К тому же он не любил небо, точнее был к нему равнодушен, впрочем, я это уже говорил.
- Ну, это ерунда, сынок. Не думай, что быть летчиком это так почетно, - успокоил меня папа.
– Подумаешь, сбрасывать с верху бомбочки! Да это как на муравьев плевать – легче легкого!
- Но папа, они герои! – утирая слезы, прокричал я, от волнения картавя букву «р».
- Тоже мне герои выискались! Пижоны они, а не герои. Вот моряки – это герои. Недаром твой дедушка был моряком в войну. Хочешь, мама тебе почитает перед сном книжку про моряков?
- Хочу! – я даже плакать перестал от такого резвого оборота событий.
По цепной реакции перестала плакать и сестра, а за ней и брат. Успокоилась и мама. Довольный папа, напевая себе под нос: « По морям, по волнам», ушел писать свой научный труд, а мама вытащила
из шкафа книжку «морская азбука» и стала нам читать про корабли, про море, про бесстрашных моряков.
На следующий день, придя в садик, я сдвинул вместе четыре стула, а пятый поставил сверху.
Стащив из туалета швабру, я уселся верхом на конструкцию и невозмутимо наблюдал, как кучка идиотов в спущенных колготках носится по игровой комнате, изображая из себя эскадрильи истребителей.
Как только один из таких сопливых истребителей приблизился ко мне, я ловко стукнул ему по голове шваброй, с воплем:
- Ты убит! Я тебя подстрелил!
- А ты кто? - изумленно спросил меня подстреленный ас. Остальные тоже подлетели, уставившись потными хряшками в мою сторону.
- Я теперь, - при этом я скорчил гордую физиономию, которая должна была обозначать мое тотальное превосходство и полное бесстрашие, - я теперь линейный корабль «Севастополь»! И у меня очень мощные пушки и много зениток! Капут вам всем, короче.
Поскольку эти малолетние летуны ничего не поняли, мне пришлось пересказать содержание вчерашней книги. Естественно я приврал в три короба, для более красочной картины. Стоит ли говорить, что уже через полчаса, вся игровая комната превратилась в море, с кораблями-стульями посредине.
Причем все они были линкорами. Пять носили гордое название «Севастополь», еще четыре назвались банальной «Авророй». Только близнецы Федоровы решили воевать на ледоколе «Арктика».
В летных же войсках остался один Гоша Кульман, который вскоре был сбит доблестным линкором,
а потом и побит “морским десантом”. Началась новая, морская эра в моей жизни. Кстати, тут надо заметить, что закончилась она еще плачевнее, чем летная. Но до этого трагического финала, мы успели потопить немало вражеских судов.
Самая успешная операция – это была ночная атака на фашистскую базу и подрыв военного склада.
В общем, мы опрокинули котел с супом на кухне. После этого нас всех родители злостно отлупили ремнями и поставили в сухие доки. А потом наступило лето.
И я впервые поехал на море. И вот там то меня и постигла очередная злостная неудача – я с удивлением обнаружил, что не умею плавать. Мало того – я и в воду-то не особенно хочу залезать, боязно мне туда заходить стало. Вдобавок к боязни высоты, у меня выявилась злостная водобоязнь. Тут уж я совсем раскис.
Это-ж надо !!! – летать не могу, по морям ходить, тоже не могу. С отчаяния, я даже подумал, что никогда не вырасту. И что так и останусь маленьким сопливым ребёнком. Так и проходил целую неделю.
И только вернувшись домой, меня снова осенила новая идея. Я решил, что когда вырасту, то стану пограничной собакой Рекс! А что? Вполне героическая профессия. Буду гнаться за преступниками,
и спасать всех попавших в беду, типа раненых оленей или крестьян заблудившихся в лесу.
Чем дольше я думал об этой идее, тем она мне больше нравилась.
Еще бы – собака, это вам не летчик и не моряк. Надо только шустро бегать и кусаться.
Ну, бегал то я быстро, а вместо кусания, вполне можно и заехать врагу ногой в живот. Радостно лая,
я побежал поделиться своими идеями с мамой и папой. Но те, к великому моему сожалению, восприняли это совершенно неадекватно.
Папа даже рассердился на маму. Они долго шипели друг на друга.
- Я тебе говорил, что нельзя ребенка после менингита возить на море! Ты посмотри на него – на кретина похож ! Уже собакой стать захотел. А завтра кем он захочет стать? Почтовым голубем?!
- Не захочет, он высоты боится. Андрюша, - пыталась заступиться за меня мама,
- У мальчика очень развитое воображение. Нельзя с ним так строго.
- Развитое воображение?! Таких развитых знаешь куда помещать надо? Ужас! Просто ужас!
Я так хотел, чтобы мой сыночек захотел стать, как и его отец, географом, ученым. А он собакой хочет быть! – папа сокрушенно вздыхал, глядя на меня.
Я же, как ни в чем не бывало, сидел рядом, не понимая что их так расстроило. Наконец, родители успокоились, и папа спросил, как можно ласковей:
Сынок, а не хочешь ли ты стать танкистом?
- Танкистом?? – я не знал еще, что такое танки и танкисты, поэтому слегка ошалел услышав новое слово, - А что такое «танкистом»?
- Танкисты – это самые отважные люди в мире. Они ездят на больших очень мощных машинах
с пушками и стреляют по врагу.
- Но ведь мне, наверное, нельзя? Я боюсь высоты и воды! - спросил я на всякий случай.
- Да танкам все по барабану ! Там ни надо не летать уметь ни плавать. Едешь себе, да стреляешь
во все стороны из пушки. В общем, поедем в музей, покажу тебе, что такое настоящие танки!
На следующий выходной мы поехали с папой в музей Вооруженных сил, и я вдоволь насмотрелся на стальные чудища. Даже умудрился где-то потерять сандалик.Новый выбор профессии был определен. Тут уж ничего не могло меня остановить. Никакие фобии и всякая другая преграда, омрачающая молодую жизнь. Теперь я твердо знал, что стану танкистом! Начиная с осени, в саду разразилась непрекращающаяся Курская битва, которая окончилась гибелью двух волнистых попугаев и моим отчислением. Дома мне вкатили люлей за поведение, но похвалили за настойчивость.
А танкистом я так и не стал. Потому как спустя год после моего увлечения, мы поехали в Крым и там при посещении одной из пещер, выяснилось, что у меня клаустрофобия, причем каких-то диких масштабов.
Я даже в метро с тех пор боялся зайти.
К героическим профессиям я начал резко остывать. Еще какое то время мечтал стать бородатым геологом, потом суровым лесничим. Был период, когда я собирался стать инспектором милиции, и даже ходил общаться со старым генералом, знакомым бабушки, который мне рассказывал о героических буднях милиции, при этом каждые десять минут норовил заснуть, так что мне даже пришлось несколько раз дёрнуть его за нос, дабы дослушать увлекательный рассказ. Но время шло, я взрослел, а вместе со мной взрослели и мои мечты. Скоро я уже мечтал просто найти несколько тонн золота и ни хрена потом не делать всю жизнь. Кстати, это желание оказалось самым живучим, я до сих пор мечтаю об этом.
Но танки люблю до сих пор. Чего и вам желаю. (c)